#издач_классика
— Поразительное дело у вас тут происходит, господа!
— Чавой?
— Да ничего. Забудьте.
Где-то неделю назад в наш офис позвонили из ФСБ. Мол, так и так, из нижестоящих ведомств передали, что в деревне Букань стоит камень. И не просто камень: идеальный полированный параллелепипед высотой 5 метров. Всё это счастье стоит посреди колхозного поля и ни черта не делает — только пахать мешает. Раньше там его никогда не было, откуда взялось — никто не знает. Результатом стал вызов специалиста из отдела изучения пространственных аномалий. Одним словом, изучать эту НЁХ отправили именно меня.
Приехал я туда аккурат посреди месяца июля. 14ое число, День взятия Бастилии: памятная дата. Встретил главу сельсовета, а по совместительству начальника местного колхоза и остановился в его доме. Естественно, именно с него и начал расспрашивать, откуда этот Гром-камень взялся и кого на него ставить будут. Он шутки не понял, потому ответил, что до камня ему дела нет: “Ша, пущай поле занимает. Коли жрать не просит — так хай и стоит, работы меньше.”. Вышел в народ, поспрашивал людей. После десятого разговора в голове заиграла песенка из мультфильма Винни Пух. Все, видите ли, того же мнения.
Новый день — новые приключения. На улице всё заволочено тучами, вокруг грязища по самые никуда, народ смурной. Впрочем, ничего удивительного: кто ж рад такой погоде? Так и просидел целый день над отчётом, выписывая характеристики объекта ПА-184 “Полевой Камень” и реакцию жителей. После ужина в компании смурного деревенского начальника и его жены влага небес перестала извергаться на землю, а я даже выбрался в местный магазин за куревом. Так бы и сидел, курил в форточку да пинал болт, пялясь в ноутбук, даром вот к вечеру за окном увидел странную процессию. Все как один в с инструментами и плетутся рядком, как какие-то сектанты у Лавкрафта. Накинул куртку и увязался вслед: вдруг что интересное?
Через полчаса блуждания впотьмах, пару раз утонув в луже и проскользив на роже по земле с десяток метров, увидел камень. И огонь. Решил лишний раз не вмешиваться: господа колхозники может баловаться изволят. Стоял и наблюдал за странным зрелищем. Каменюгу пытались сжечь. Развели костёр и били её принесённым инструментом. Честно говоря, при нормальных обстоятельствах списал бы просто на идиотизм местных или на какую-то новую разновидность плясок святого Вита, но всё это выглядело пугающе. Совершенно безумное зрелище — селяне чуть ли не в истерике бились, проклиная ни в чём неповинный кусок породы во всех бедах. Спектр был необычайно широк: от насморка и простатита, заканчивая тем, что Иисуса распяли, а Сталин умер. Какая-то бабка оголтело колотила по камню шваброй, вопя что-то про космонавтов, лезущих на небо. Не выдержав вида этого массового психоза, чуть ли не бегом вернулся в дом и попытался заснуть.
С утра я в доме никого обнаружено не было. Сказать, что меня это взволновало — не сказать ничего. Посему путь был один: снова вернуться к камню. И интуиция меня не обманула. Вон они, родимые. Спят вповалку посреди выжженной земли, что твои гуки во джунглях. А вот на объекте их истерии ни царапинки, будто его вчера не сломать пытались, а полировали как искусная гейша нефритовый стержень. Ну, чёрт бы с ними, вернусь обратно, да поесть приготовлю. Не дело наблюдать такое на голодный желудок!
Так прошла неделя. Каждую ночь, независимо от погоды, вся деревня шла на поле, повторяла свой ритуал по изгнанию дьявола из камня, спала там до обеда, а потом как ни в чём не бывало расходилась по домам. Даром, угрюмые и молчаливые, словно они там немцев бьют по лесам. А я наблюдал и писал отчёты в центр: “В деревне Букань жители ежедневно пытаются нанести повреждения объекту ПА-184 “Полевой Камень” с помощью сельскохозяйственного инструментов, поджога и тряпок, подозрительно сильно пахнущих аммиаком”. В ответ получал: “Хватит шутить про ссанные тряпки, продолжай наблюдение.”.
22 июля. Всё переменилось в совершенно другую сторону. Деревенские стали радушнее некуда — аж не по себе. Улыбаются до ушей, чего-то весело суетятся, даром что хороводы не водят. Вот и утром, за завтраком, жена председателя одарила меня лыбой, будто она действительно заимела знаменитую “улыбку Челси”: ну не верится, что у человека так могут двигаться губы!
Я продолжал наблюдение. Работа такая — сиди и следи, что происходит. И тут заметил странную тенденцию: местные разговаривают о камне! При этом, не озлобленно, а будто это бог самолично сошёл с небес и стоит посреди колхоза в виде этого странного монолита. Даже благоговение в голосе. Ходили к нему, протирали тряпочками. Некоторые даже свечи начали носить. “Не, явно пора ФСКН вызывать: может, они здесь коллективно на марках сидят. Другого объяснения и быть не может, честно говоря.” — именно так я и отписался в отчёте.
Пришёл сухой ответ: мол, сиди дальше и бди во все глаза. Развитие событий надо прослеживать. Вот и смотрю. С каждым днём процессии становились всё больше, народ стягивался к камню по 4 раза на дню и действительно молились. Начали даже рисовать этот камень, делать маленькие копии из дерева. Как я не пытался выяснить, зачем они это делают, так всегда сталкивался с одинаковым ответом: “Дык мы ж его того, этого, почём зря тиранили, а что он нам плохого-то сделал?”. Мотивация, конечно, странная — походит на секту, но у любых сектантов есть причина хоть какая-то, или лидер харизматичный. А тут — кусок породы. И всё.
Я продолжал следить. Со всей округи стягивался народ — и все к Монолиту. Именно так: Монолит и именно с большой буквы. В Букани организовывался религиозный культ, Русь Монолитная — даже репортёры с телевидения приезжали, снимали это “чудо природы”. Стянулись и всякие любители оккультщины и прочие фанаты жидорептилоидских заговоров — ребят хлебом не корми, дай бредом голову забить.
Месяц наблюдения прошёл спокойно: как в санаторий съездил. Кормили вкусно, спал до обеда, пинал болт и отчитывался центру. Колхозное поле же всё больше напоминало что-то промежуточное между Грушинским фестивалем и палаточным лагерем каких-нибудь бомжей-альпинистов. Самое интересное, так это постоянно меняющийся контингент: сперва были колхозники, приезжающие на автобусах и всяких пепелацах, сваянных местными кулибиными из двигателя от запорожца, телеги и такой-то матери, скреплённой не иначе что молитвами, изолентой и чудом господним, потом — жители близлежащих райцентров на чудесах отечественного автопрома и кредитопомойках из Китая. Начали появляться и жители более зажиточных городов: мелькали дорогие иномарки из Москвы, Калуги, Тулы и даже отдалённых районов разряда Петрозаводска. И ведь люди вполне приличные: прикатывались целыми семьями, а иногда заезжали и суровые мужчины в деловых костюмах.
— Ермолов! Вернись как можно скорее. Собранной информации более чем достаточно, а у нас тут такое творится!
— Хорошо, шеф.
Сказать, что с момента начала наблюдения стало меньше вопросов, это всё равно что считать, что при Пол Поте стало больше людей. Одним словом, меня терзали смутные сомнения: что ж с этим камнем не так, что приезжие оккупировали все окрестные поля и деревеньки, а сам монолит стал какой-то очень странной святыней, вокруг которого возводится храм? Я конечно слышал о различных вариантов помешательств, но это перебор! На дороге в Букань стояла пробка: сотни, тысячи машин. Как пчёлы, возвращающиеся в улей, они смиренно ждали окончания пути, хоть некоторые и бросали транспорт на обочине, отправляясь в свою личную Мекку пешком, даже несмотря на огромные дистанции.
Пробка растянулась до самой границы с Московской областью: нехилое расстояние, если вдуматься. Зато дорога к сердцу необъятной родины пуста, как черепушка среднестатистического менеджера среднего звена. За полтора часа моим глазам предстало невозможное: пустые дороги, закрытые заправки, МКАД, по которому можно было пешком ходить, Садовое, по которому даром что перекати-поле не перекатывалось: Москва будто пережила ядерную войну. Ни единой живой души.
Знаменитое здание Кровавой Гэбни на Лубянке встретило меня тёмными коридорами и безмолвно разинувшими свои пасти кабинетами. Место, от которого даже мне моментами было не по себе, превратилось в декорацию фильма про войну: даром что разрухи не было, но это лишь вопрос времени.
В нашем отделе сидело человек 5 — всё как всегда. Начальник смотрел на меня, как на Всадника Апокалипсиса и по совместительству Агнеца Божьего, снимающего последнюю печать с книги.
— Видел, что в Москве творится?
— Неужели всех некоренных выгнали за 101ый километр?
Шеф недовольно цыкнул.
— Очень смешно. Половина окружных областей обитает в Букани твоей проклятой. Что там происходит?
Пожав плечами, я снова пересказал ему всё, чему был свидетелем. Начальник явно не верил ни единому моему слову, хоть я показывал ему и фотографии с места событий.
— То есть ты хочешь сказать, что посреди колхоза стоит сраный камень, нихера не делает и к нему съезжаются толпы народу?
— Ну, да. Просто камень. Очень прочный, довольно интересной структуры.
— И никаких странностей?
— Кроме поведения людей — никаких. Я вон вернулся, ничего не чувствую особенного. Устал только кататься, а так в полном порядке.
Шеф откинулся в кресле и закурил, а лицо его превратилось в древнегреческую маску трагика. Нет, безусловно, дело очень странное, но стоит ли наводить такую панику? Ну, мало ли: вон, хипстеры на любые странные вещи залипают, вот и народ мальца поехал.
— Ну что сказать… Дела дерьмо, дружище. Оставайся здесь, а мы всей группой сегодня же выдвинемся туда. Вдруг ты чего не заметил.
— Тогда ищите другой транспорт. Пробка начинается от границы областей. Думаю, растянулась ещё дальше.
***
Шли дни. Москва из города с миллионами жителей стала городом-призраком. Ну прямо как Припять. Магазины не работают, по телевизору показывают только новости да “Лебединое озеро”. Света постоянно пропадал, последние капли воды уныло стекали из крана. Почесав голову и пустой живот, принял решение: поеду обратно. Гляну снова, может, знакомых встречу, по морде надаю да вывезу к чёрту.
Букань стала новым Иерусалимом. Люди со всего мира стягивались в это село, чтоб посмотреть на Монолит. Он всё так же ничего не делает, но вокруг уже выстраивается целый город. Камень и камень, а люди смотрят и радуются. Хех, так с одним евреем было уже — ну попал парень в водоворот событий, оказавшись не в то время и не в том месте, а вокруг целую религию выстроили. В последнем выпуске новостей президент на фоне каменюги заявил, что основная религия страны — монолитизм.
Хрипящий и кашляющий УАЗик полз на своей крейсерской скорости по Киевскому шоссе. Ещё немного и я на месте. Машин что блох на дворняге: единственный плюс, все брошены и никто не мешает гнать по встречке. Спустя несколько часов я кое-как вкатился в колхоз. Да, отгрохали конечно неплохо: злачные лачуги и землянки высыпали на кожу поля, как прыщи у подростка в пубертатный период. А посреди этого великолепия, напоминающего лагерь тафуров или гувервилли прямиком из 30ых годов, возвышался редкостного убожества “храм” — гигантский сарай размером с обычную такую хрущёвку.
— Мда, а они ещё собирались в Москве пятиэтажки сносить…
Голос разума подсказывал, что надо сходить и глянуть на Монолит — ну, мало ли, вдруг чего интересного увижу. Шагая к цели, я ощущал себя доном Руматой в фильме “Трудно быть богом”: тонущий в грязи и мерзкой жиже из отходов, лагерь действительно являл собой что-то среднее между декорациями к фильму, средневековым городом и окопом Первой Мировой. Но на лицах людей вполне выражалось некоторое подобие счастья. Ни дать, ни взять — как бабки, целующие очередные мощи в церкви.
Массивные ворота сарая закрывали от меня местную каменную икону. Потрескавшиеся, облезшие доски, явно собранные по всему колхозу, не внушали трепетного благоговения — это тебе не костёл с органом и монашками. Я толкнул неуклюжую конструкцию и под скрип проржавевших петель вошёл внутрь. И вместо ожидаемого убранства с лавками и хоть какими-то украшениями, передо мной предстало крайне сомнительное зрелище — земля, заваленная сухой соломой и пара керосиновых светильников. Всё. Больше ровным счётом ничего. Даже в дурдоме интерьер более… Интересный, назовём это так.
Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, рука скользнула по гладкой поверхности камня. Камень и камень — совершенно ничего примечательного. В чём же твоя тайна, твой секрет, каменюга?
— О прекрасный кусок породы, поведай мне свои тайны!
Произнеся это, меня прорвало на смех: нашёл время вспоминать старые шутки из интернета! Но стоило мне это сказать, как погасли лампы, а вокруг сконцентрировалась самая что ни на есть зловещая тьма. Монолит начал светиться чёрным светом — сложно сказать, как такое возможно, но зрелище совершенно неописуемое!
— Ну хоть один человек подаёт признаки разума на этой планете!
Центр тяжести моего тела явно сместился, поэтому повинуясь законом физики, задница оказалась на полу. Низкий голос будто бы доносился из собственной головы.
— Эммм… Наверное? Я не уверен.
Голос снова зазвучал в моей голове.
— Ну, раз ты не падаешь ниц, то явно более разумный. Значит так, слушай. Рассказать же хоть кому-то надо!
— Весь внимание.
— Вот и хорошо. Слушай и не задавай лишних вопросов. Я попал сюда не для того, чтоб посреди колхоза расслабляться — скажем так, проверить уровень вашей… Цивилизованности. Хотели уже на контакт выйти. Только тупые вы, хоть стреляйся! Ну вот зачем вы решили молиться-то на меня? Совсем что ли делать нечего? Хотя чего говорить — вы там и пластмасску с подшипником крутите...
От такого злобного напора я даже опешил. Ну, не совсем же всё так плохо!
— Да нет, именно что так и именно что плохо. Вы в космос летали, искусство есть прекрасное, языки разные! А как появилась штука непонятная — так вместо того, чтоб учёных притащить, начали наблюдать. Ну и на кой, дебилы? Ты хоть отколоть бы что попытался. И да, можешь вслух не говорить — я и так слышу, что ты там думаешь. И знаю всё, что знаешь ты. Хочешь сказать, пытался? Ну да, помню твою логику. Только чего сразу не увезли меня в какой-нибудь НИИ да не распилили на запчасти? Эх… Ну да ладно.
Голос замолк. Темнота начала отступать, а свет меняться на какое-то подобие серого.
— Мы хотели поделиться технологиями. Пока читал мысли, узнал много интересного. Ваша научная фантастика уже давно реальность для нас. Даже ТАРДИС имеется, не поверишь! Вы бы могли развиваться быстрее, покорять время и космос, исследовать свой мир. Но после увиденного было решено, что рановато вам пока. Если вы готовы молиться на любую вещь, то нечего вам пока там делать.
— Но…
— Знаю. Не все такие. Но подавляющее большинство. Так что на своём веку ты этого счастья не увидишь. Может, когда в твоём доме заиграет музыка, которую ты не услышишь… Не знаю. В любом случае, с этим безобразием надо что-то делать.
Воздух вокруг задрожал. Звуки с улицы искажались, меняя высоту и частоту, становясь то чистыми нотами, то белым шумом. Стены сарая будто таяли, в процессе становясь то кирпичными, то мраморными, то из материалов, коих в этом мире я раньше никогда не видел. Мир плавился на глазах, превращаясь в бесформенное, бесцветное месиво, пока наконец я не оказался посреди абсолютного пространства — тут не было ничего.
— Вот так. Теперь я откачу мир на два месяца назад. Как раз тогда и появился. И всё будет по-прежнему. Никто ничего не вспомнит, будь уверен. Так что… Напиши книгу об этом, что ли. Неплохая фантастика получится.
Не успел я моргнуть, как снова стою в кабинете начальника. То же самое, как и всегда: сзади болтают коллеги, слышен звук кондиционеров, а где-то в коридоре на ветру хлопает оконная рама.
— Привет! Ну слушай, тут в Калужской области посреди поля появился камень…
